С недавнего времени на «Шенкин 40», медиа проекте, гостями которого за последние два года стали самые интересные современники, выходит кулинарная программа «Кушать будем!» знаменитого шефа, писательницы и одесситки Лары Кацовой. О том, как она стала символом домашней еврейской кухни, Лара рассказала в интервью.
Интервью: Лика Длугач
Еврейская идентичность или есть, или ее нет, но она может проявиться в разных обстоятельствах. Насколько война в Израиле отразилось на тебе?
Для меня это был не просто шок, для меня это было горе. Горе моего народа. Потому что с течением возраста еврейская кровь, которая во мне на 100% в 125-м колене, цветет буйным цветом. И я этим очень сильно горжусь. Я не выставляю это напоказ, не ношу килограммовую шестиконечную звезду на груди, но тем не менее я горжусь, что я еврей. Всегда в соцсетях пишу: я еврей, вот израильский флаг, и вот сердечко. И вот я подумала, раз так случилось, что я живу в Москве (так бывает), то чем я могу помочь, кроме того, что узнавать, как мои друзья, товарищи, близкие, просто знакомые люди сейчас в Израиле? Подумала и решила, что я могу поддержать всех евреев, которые живут в Москве, тем, что буду печь «добрые халы» и раздавать перед Шаббатом.
И я стала писать в Фейсбуке посты, что: дорогие друзья, если вы хотите халу, то я испеку ее для вас абсолютно бесплатно, вам просто надо подъехать в определенное место и забрать. Люди сначала мне очень осторожно, очень скромно стали писать и спрашивать, правильно ли они поняли меня, и что они за это должны? Я говорю: просто мы должны с вами обняться и сказать «Ам Израэль Хай» друг другу. И всё. Сначала очень аккуратно мне писали, стеснялись. Потом передавали из уст в уста. Сейчас все знают, что если у меня нет большого заказа или кейтеринга, и есть немножко свободного времени, то вечером в четверг я поставлю тесто, и в пятницу 6-7 хал, иногда 10, испеку и до шаббата отдам.
Мне неважно, соблюдаете вы шабат, не соблюдаете, но я точно знаю, что это кошерные халы. Их может есть любой человек. И еще скажу, что у меня иногда халы берут не только евреи, но и те, кто поддерживает Израиль. Безусловно, я их также угощаю халами, потому что эта поддержка, понимание, солидарность с еврейским народом очень важны. Поэтому мне все равно, кто вы по национальности. Главное, чтобы вы меня обняли и сказали «Ам Израэль Хай».
Я помню, когда ты начала писать рассказы про свою еврейскую бабушку, все ими зачитывались, потому что невозможно было оторваться. А потом вышла твоя книга «Не надо думать, надо кушать»…
Эту книгу, когда вышла, раскупили сразу, потом допечатали, и она была в десятке бестселлеров. Редактор, которая со мной работала, сказала, что я со своей книгой на восьмом месте. А на пятом – Гарри Поттер. И я говорю: ну вот почему женщина, которая написала о Гарри Поттере на пятом месте, и она миллионер, а я на восьмом, но до сих пор в экономической жопе. Действительно, тогда случился бестселлер. Книга называется «Не надо думать, надо кушать», и из этого названия потом даже мем получился, до сих пор ходит. Книгу специально так назвали, потому что она о моем одесском детстве, о моей одесской бабушке. В Одессе все говорили «кушать», и великий Михаил Михайлович Жванецкий говорил «кушать». То есть если вы приезжали в Одессу и спрашивали: где тут можно поесть, все понимали, что вы не из Одессы.
Вообще же твоя жизнь вокруг еды сначала не так, чтобы крутилась, помимо того, что ты её ела?
Абсолютно. Но опять же вернёмся к моей одесской бабуле Эсфири Марковне Трахтман. Все же понимают, что еврейская девочка, которая родилась в еврейской семье, с детства учится на каком-нибудь музыкальном инструменте, получает хорошее образование и постепенно выходит замуж. И для того, чтобы постепенно выйти замуж, надо уметь хоть немножечко, но готовить. Хотя бы пожарить картошку, сделать котлетки и засолить тюльку. Мы же в Одессе! Бабуля для меня была самым родным, дорогим, не считая родителей, человеком. У меня была самая прекрасная в мире бабуля. Она очень вкусно готовила, и я обожала время, когда мы с ней бывали на кухне. Сначала я просто смотрела, наблюдала. Потом она мне начала что-то доверять. Мы всегда ходили с ней вместе на привоз – «делать базар» называлось. Мне дико нравилось ходить. Молочный корпус, рыбный корпус, мясной корпус.
Мне нравилось смотреть, как она торгуется, потому что не торговаться на привозе — это моветон. Продавцы обижались: «Что, у вас плохое настроение? Мне тут грустно, что я тут стою. Вы со мной не торгуетесь». Моё детство в этом прошло, юность в этом прошла, и немножко отрочество. Когда мне надо было заканчивать 9-10 класс, и я поступала в политех, я уже приезжала к бабуле только зимой и летом.
Однажды, когда я уже жила постоянно в Челябинске, куда перевели папу-летчика, бабуля в первый раз приехала посмотреть, как мы живем на этом Урале. Она удивилась, когда мама сделала макароны по-флотски. Это был голодный год, конец 80-х, пустые витрины магазинов. Папе выдавали тушенку на работе, и мама делала макароны по-флотски. Бабуля, я помню, ела эти макароны, смотрела с прищуром, потом наклонилась ко мне и говорит: доча, если я тебе когда-нибудь сделаю макароны по-флотски, знай – вот теперь мы точно в экономической жопе.
В какой момент выяснилось, что ты – тот самый человек, который понимает в еврейской ашкеназской кухне? Человек, который готовит её бесподобно, и к которому приходят за ней толпами.
«Хвалите себя, источник забывается, мнение остается», – как сказал Михаил Михайлович Жванецкий. Это было абсолютно вдруг. Я помню это ощущение – вдруг раз, и у нас есть Лара Кацова, которая делает то, что не делает никто, и у нее самая вкусная еврейская ашкеназская кухня.
Вот прыжок от тебя, которая умеет готовить, но не делает это профессионально, до Лары Кацовой, которая вау-повар еврейской кухни, когда произошел?
Он короткий был. Где-то в районе года. Такой немножко затяжной все-таки прыжок. Когда меня спрашивают, я говорю, что это не от хорошей жизни произошло. Потому что моя жизнь делится на две части. До меня как шеф-повара и после, потому что до этого я – администратор Анжелики Варум, директор Ирины Аллегровой, исполнительный продюсер «Большой Разницы», исполнительный продюсер и концертный директор «Прожектор Перис Хилтон», проект «Цирк без границ» и многое другое. За эти проекты наша команда получила пять телевизионных премий ТЭФИ.
Вот такая у меня была жизнь. А потом у мамы случился Альцгеймер, и когда это уже стала критично, встал выбор: уходить с работы и заниматься мамой вместе с сестрой, или нанимать сиделку, либо сдать маму куда-то. Сдать маму куда-то для меня – это как самоубийство, наверное. Моральное самоубийство как человека, как дочери. То есть это даже не обсуждалось. И я приняла решение в пять минут, что я остаюсь вместе с сестрой заниматься мамой, потому что мама узнавала меня, и была спокойна. Я ушла отовсюду. Прошел год, и мамы не стало. Возвращаться к этому моменту было уже некуда, на телевидении все изменилось. Мне было необходимо сесть, подумать, собрать себя по кускам, потому что я, конечно, была психологически разорвана. Сколько бы нам ни было лет, но, когда уходит мама, мы становимся сиротами. И я никак не могла понять, чем мне заниматься. Я уже была не нужна, мой телефон молчал. Ко мне как-то пришла приятельница и сказала: слушай, ты так вкусно готовишь, пол Москвы у тебя в гостях была. И пол Москвы до сих пор говорит о том, какие у тебя салатики, котлетки, жаркое, фаршированная рыба, хумус и пироги.
Я посидела, подумала и поняла, что действительно, кроме того, что у меня хорошие административные мозги, я еще вкусно готовлю и, к сожалению, больше ничего не умею в этой жизни.
Но от этого решения: «хорошо, я буду готовить» до того, как про человека начинают говорить из каждого утюга, проходит время.
Я пошла в ресторан «32/05» с этой своей приятельницей, и там восхитительная команда, которая мне предложила попробовать провести пятничный ужин.
Туда по пятницам приглашали актеров, режиссеров, писателей, творческих людей, любых друзей ресторана готовить. Ну я пришла и приготовила. Им стали звонить в середине следующей недели. Говорят: слушайте, это веселая толстая тетка к вам снова придет? Это было так вкусно! И я стала готовить там по пятницам. Потом сюда предложили, туда предложили.
Я стала записывать мансы про бабушку, что тоже меня спасало, потому что только память помогает нам, сохранить, удержать в сердце дорогие воспоминания.
В какой-то момент эти мансы прочитала Лика Бланк, на тот момент генеральный директор телеканала «Домашний». Мне позвонили, и спросили, не хочу ли я вести кулинарную программу?
Я говорю: вы что, шутите? Мы сняли пилот, а затем 126 или 128 программ.
И как говорил в своё время Игорь Крутой, – я утром проснулся знаменитым. Наступило время, когда я не могла ездить в метро, потому что меня все узнавали. Но я очень хорошо пролетела мимо этой славы так называемой, потому что ни «корона», ничего такого у меня не случилось. Все пять лет, что шла эта программа, я никак не могла понять, что это происходит со мной.
Мне через какое-то время позвонила продюсер и говорит: ты когда выходишь в магазин, думай, что надеваешь. Потому что ты знаменитость, тебя же фотографируют. Ты главная домохозяйка страны.
Потом предложили сделать мастер-класс в одном месте, в другом приготовить что-то для семьи, потому что у ребёнка аллергия. А потом позвонили и предложили сделать сезонную историю на корабле – ресторан одесской кухни «Баркас». 250 мест, два этажа. И мы это сделали. В понедельник все записывались на пятницу. Все гудело, все звенело. Кажется, все ели только там, встречались только там. Все сидели, ели котлеты, форшмак. Другие рестораторы охреневали. Не понимали, в чем фокус. Как это во вторник днем sold out.
К вам Жванецкий приходил, да и кого там только не было.
Для меня это большая честь, что я кормила Мих-Миха. Он мне разрешил так его называть. Я кормила Мих-Миха.
Там была вся творческая тусовка, все евреи Москвы, Санкт-Петербурга и окрестностей. Все тусили, решали вопросы, справляли дни рождения. Я знала всех. Я приходила на работу, проверяла что мы сегодня готовим. Без меня не выходило ни одно блюдо. Потом я поднималась наверх и ходила между столиками. Я знала – у этого аллергия, этот женится, тот беременный, этому изменили, тот куда-то поступил. То есть это были 250 человек, которые здоровались друг с другом. Там знакомились, заключались контракты. Получилась мини Одесса, мини Брайтон, как будто их вырезали автогеном и перевезли на «Баркас».
Там, где появляешься ты, в результате появляется Одесса со всей её кухней. Сейчас совершенно естественным образом твоя еврейская сущность, твоя еврейская одесская кухня оказалась в Израиле на Израильском канале. И это совершенно какой-то естественный процесс.
Для меня это не столько естественный процесс, сколько… для меня это счастье. Два раза в год я стараюсь приезжать в Израиль, потому что я здесь перезагружаюсь, заряжаюсь. Я много лет готовлю только с израильскими специями. Когда случился ковид и вообще нельзя было летать, у меня заканчивался местный черный перец. Я ходила по потолку, пока один очень приятный дяденька не позвонил другому важному дяденьке, который на самолётике мне привёз килограмм этого чёрного перца.
Он говорит: кто бы мне сказал, что я буду везти килограмм перца с Кармеля какой-то чувихе, которая без него сходит с ума. Это моё место, безусловно. И для меня Израиль – это родня, моя семья.
Ты оказалась на «Шенкин 40». Есть у тебя ощущение, тут как бы часть этой семьи?
Конечно. Я сюда зашла, как будто меня просто дома не было. Как будто я уехала в командировку и вернулась. Невероятная команда. Не просто команда, а команда-семья. Меня все приняли безоговорочно, с первого взгляда. И, скажем так, с первого блюда.
Какое было первое блюдо?
Зелёные котлеты! Конечно, бабулины котлеты 50 на 50.
Съёмки первого сезона совпали с войной здесь, да? Причем с активной фазой, когда сирены, теракты, то одно, то другое. И ты посреди всего этого стоишь на кухне и готовишь.
Во-первых, скажу честно, что с моим еврейским счастьем, естественно, обострение началось, когда я должна была приехать на съемки. То есть отчество Абрамовна никто не отменял. И, конечно же, буду честна, многие мои друзья, приятели, просто знакомые, которые знали, что я лечу в Израиль, звонили мне и говорили: слушай, может, ты подумаешь? И я говорила: ребят, вы не волнуйтесь, все будет хорошо, но я полечу в любом случае. Еще так получилось, что я прилетела 6 октября и сделала это сознательно. Съемки начинались 8 октября, но мне очень хотелось, чтобы именно 7 октября в годовщину того кошмара, ужаса, этого горя, нашей общей трагедии, я была здесь вместе с израильским народом. Это сейчас не красивые слова, это именно зов моего сердца. И для меня было очень важно, что именно 7 октября я была здесь. У меня впервые в жизни была «премьера» – я впервые на себе ощутила, что значит сирена в Тель-Авиве. Не могу сказать, что это какая-то приятная неожиданность. Но я научилась спать в пижаме, чего не делаю в Москве, извините за интимную подробность. Я услышала сирену, смотрела, как люди заходят в бомбоубежище. И я была вместе с ними. Я была с командой «Шенкин 40», и мне не было страшно.
Твоя еврейская кухня – она про что?
Я бы даже сказала, что у меня не еврейская кухня, а добрая, домашняя, понятная еда. Мне так нравится готовить из продуктов, которые абсолютно доступны любому человеку, вне зависимости от того, на пенсии он, работает ли в поликлинике уборщицей, ухаживает за стариками, работает в банке или айтишник. Это неважно. Вышел, в магазин напротив, купил, приготовил.
Какая самая утешительная еда для тебя?
Честно? Вкусный хлеб, хорошее сливочное масло и сверху немножко соли. И свежесваренный кофе. Ничего вкуснее нет.
Аналогично!
Все программы с Ларой Кацовой и не только можно посмотреть на канале «Шенкин 40»: https://www.youtube.com/@sheinkin40
На правах рекламы
